На воздух веют ароматы
Русская литература во всех своих проявлениях на редкость живописна. И этим выделяется в европейской культуре. Картины родной природы, смена времен года, портреты прелестных героинь, подробности обстановки – все это получается всегда у русских писателей так выпукло, так живо.
Но…
Не ищите среди наших литераторов тех, кто живописал бы мир запахов и ароматов. Так, как это делала, например, в конце XIX в. французская салонная писательница герцогиня Лориан, которая была уверена: «Обоняние – аристократ среди прочих чувств, оно занимает между ними место предмета роскоши».
Или бельгиец Морис Метерлинк, который написал целую книгу о душе цветов и обожествлял чувство обоняния в человеке как единственное, по его словам, обращенное в будущее и абсолютно не связанное с потребностями тела. Для Метерлинка запах имело все: и лучи луны, и блеск звезд, и журчание воды, и плывущая туча. «Не воздушные ли мы прежде всего существа?» – задавался Метерлинк таким вопросом.
Кстати, во Франции в конце XIX в. даже делались попытки создать спектакли, в которых немаловажную роль играли бы специально подобранные ароматы. А в пьесе итальянца Д,Аннунцио «Пизанелла» ароматы введены в ткань действия – героине там была уготована казнь от удушения запахом роз.
Такие конфликты вне русской духовной традиции.
Не случайно В. Э. Мейерхольд поехал ставить эту пьесу в Париж.
Если и есть у нас какие-либо изъяснения по части запахов, то совершенно туманные. Вот в русских сказках, попади Иван Царевич в прибежище Бабы-Яги или Кощея Бессмертного, хозяева тут же учуют: фу-ты ну-ты, русским духом пахнет. А в чем он, русский дух, об этом сказки умалчивают и вообще на такую тему не распространяются. А. С. Пушкин отдал дань отечественному фольклору, когда, живописуя чудеса Лукоморья в «Руслане и Людмиле», обмолвился:«Там русский дух…
Там Русью пахнет».
Все.
Нет, что ни говори, а русский нос, хоть он, с легкой руки Н. В. Гоголя и гуляет сам по себе (а может быть, как раз потому, что гуляет), явно не зацикливался на своей основной функции. Россияне в подавляющем большинстве «туги на нос». Быть может, потому, что издревле жили в окружении слишком сильных запахов, чтобы не сказать – вони: лук, чеснок; домашние животные, которые в мороз находились с людьми в одном доме; дымные печи, топившиеся по-черному.
Так, конечно, жили простолюдины. Но в этом смысле и быт богачей немногим отличался. «И дым Отечества нам сладок и приятен», – словно в оправдание писал А. С. Грибоедов, а у П. А. Вяземского есть даже дерзкое, хотя вряд ли достоверное, предположение: «В старину наш народ назывался «смерд», то есть вонял».
Так это или не так, не будем спорить. Но то, что издавна Россия поражала иностранцев своими запахами, – неоспоримо.
Голландец Стрюйс, прибывший в Россию в царствование Алексея Михайловича, батюшки Петра I, ужасался, описывая русского человека: «Все, что он ест, приправляется таким количеством чесноку и луку, что дыхание его невыносимо для тех, кто не употребляет этих приправ». Стрюйсу вторил датчанин Юст Юль, посетивший Россию в царствование Петра I: «В России ото всех болезней лечат три доктора, пользуя всех, как больных, так и здоровых: первый доктор – это русская баня, второй – водка, которую пьют как воду… и третий доктор чеснок, который русские не только употребляют, как приправу, ко всем яствам, но и едят сырой среди дня».
На первый взгляд, в этом отзыве удивляет упоминание бани: там чисто, травами пахнет, березовыми и дубовыми вениками. Оказывается, не только, Кэтрин Вильмот, гостившая у Е. Р. Дашковой в начале XIX в., рассказывала, как ее учили мыться в русской бане. Для чего прежде всего было необходимо натереться хреном с ног до головы, у которого запах тоже будь здоров.
Вообще тяги к благовониям у жителей старой Руси не наблюдалось. И духи в России по сравнению с другими странами Европы появились очень поздно. Историк М. И. Пыляев утверждал, что только при Екатерине II.
Пыляеву можно вполне довериться, ибо детство он провел в парфюмерной лавке в петербургском Гостином дворе и сам, видимо, любил ласкающие душу ароматы, поскольку всем дарил какую-нибудь парфюмерную мелочь.
Интерес к античной культуре в царствование Екатерины II, вызванный раскопками Геркуланума и Помпей, по всей вероятности, и подвиг россиян к использованию духов и других ароматических средств. Во всяком случае связь между античностью и новой приверженностью россиян благородным запахам легко прослеживается в стихах Г. Р. Державина на восшествие на престол Александра I:
Зефиры вспорхнули крылаты,
На воздух веют аромат.
При Екатерине II духи могли себе позволить только единицы, приближенные к царскому трону. Более широко распространение духов в русском обществе происходит уже в XIX в. И здесь мы, безусловно, обязаны царствованию Александра I. Ибо 17 декабря 1802 г. (ПСЗ. № 20 555) был опубликован поразительный закон «О позволении придворному дистиллятору Михаиле Новиграду делать ликеры, духи и сиропы». Сочетание, конечно, сильное. Но что есть, то есть.
Именно с этих пор духи сделались принадлежностью уборного столика в домах особо рьяных русских щеголей.
Хотя и тогда большинство среднестатистических горожан в России довольствовались все же только одеколоном, которым, правда, порой обтирались с ног до головы, как это делал в 1820 – 1830-х гг. первый петербургский трагик В. А. Каратыгин. Но и с распространением одеколона в русском быту возникали проблемы. Еще в 1826 г. император Николай I заметил, что его подданные начали баловаться со всевозможными спиртовыми смесями, употребляя их не по назначению: то есть не снаружи, а внутрь.
И 25 марта 1826 г. (ПСЗ. № 206) было категорически запрещено тащить из-за границы в центр России спиртовые лаки. Император резонно рассудил, что «употребление для питья такого спирта не может считаться безвредным для здоровья».
Однако, раз попробовав лакомой затравки, россияне уже, похоже, не могли себе отказать в удовольствии глотнуть какой-нибудь заразы. В недрах народного сознания выкристаллизовалась когда-то и расхожая песенка, которую слышал мой отец в своем дореволюционном детстве. Звучала она так: «Разойдись моя натура, мне полезна политура».
Кроме этой полезной жидкости в дело шел и одеколон, поэтому в 1840-х гг. был опубликован не один указ, который строго регламентировал перевозку одеколона по городам и весям великой империи в запечатанных бочках и бутылях, а также обязывал аптеки отпускать винный спирт исключительно по рецептам врачей (см., например: ПСЗ. 1844. 4 апр. №. 17 800.
5 мая. № 17 885. 1845. 25 сент. № 19 347).
Но напор общественного сопротивления, видимо, был столь велик, что сломил даже сурового императора. 17 июня 1852 г. (ПСЗ. № 26 385) был подписан курьезный указ, который разрешал выпускать в стенах одного предприятия водки, лаки, одеколон, духи, а также осветительный газ.
Николаевская Россия – это уже благоухающая страна. Француз А. де Кюстин, посетивший Российскую империю в 1839 г., признавался, что русский человек распускает ароматы на большое расстояние. Великосветские подданные императора умащивали себя, по свидетельству француза, мускусом, что при большом скоплении народа создавало в Зимнем дворце предгрозовую атмосферу – дышать оказывалось нечем.
Однако в реальности дело было не только в подданных Российской короны. Издавна в императорских дворцах практиковался обычай благовонных окуриваний – и известно, что Николай I был однажды потрясен, узнав, будто на эту процедуру тратится сто рублей в день. Он приказал тратить не более ста рублей в месяц.
А генерал А. А. Игнатьев рассказал, как подобные окуривания происходили при последнем русском императоре. Перед началом бала лили на раскаленные совки так называемые придворные духи, распространявшие какой-то особый аромат, присущий Зимнему дворцу. Тот же Игнатьев сообщил, что танцующим на императорских балах кавалерам было категорически запрещено употреблять алкоголь, и в том числе шампанское, чтобы в горячке танцев от них не разило спиртным.
Вообще надо заметить, что последняя императрица Александра Федоровна, как глубоко нервическая натура, была очень восприимчива к запахам и, посылая Николаю II на фронт письма, всегда их душила с припиской: «Понюхай это письмо».
Ароматические «инсталляции» Дома Романовых, видимо, вызывали иронические чувства у подданных и использовались порой как символика или шифровка при общении. Пример тому – одно из писем князя Сергея Волконского брату Владимиру. Образованнейший человек своего времени, Сергей Волконский одно время занимал пост директора Императорских театров при Николае II, но не поладил с царскими женщинами – Кшесинской и Александрой Федоровной.
Брат его – друг детства Николая II – в конце империи занимал пост товарища министра внутренних дел. Так вот, в одном из писем брату Сергей хотел сказать, что работать в правительстве Николая II невозможно и надо срочно уходить в отставку. Сказал он это так: «Тебе пора переезжать: в квартире воняет, и ремонтировать нельзя…».
Все это, конечно, прекрасно, но где же здесь «русский дух»? Или, может быть, такое определение – миф и принадлежность исключительно народных сказок?
Не миф. И ответ на такой вопрос можно найти в мемуарах выдающегося русского хирурга Н. И. Пирогова. В мае 1833 г. он отправился за границу. В почтовой карете, переезжая из Гамбурга в Берлин, он решил пересчитать свои наличности, достал кожаный кошелек.
Но карета внезапно остановилась, и в раскрывшиеся двери протиснулся немецкий офицер. Плюхнувшись рядом с Пироговым, немец бесцеремонно заметил:
– Вы, верно, русский?
– Да, я из России, – удивился Пирогов, – а как вы догадались?
– Я узнал это по запаху, – благодушно продолжал вошедший.
– Так неужели от меня пахнет? – сконфузился было Пирогов.
– Нет, не от вас, а от ваших сапог и вашего бумажника, который вы держите в руках.
Дело заключалось в особой выделке кожи, которая при обработке, принятой в России, приобретала специфический, не свойственный европейским кожаным изделиям запах.
И, оказывается, эта особенность русских кож была отмечена еще графом Карлейлем, посетившим Московию в 1663 – 1664 гг. А Петр I в законодательном порядке утвердил особый процесс изготовления юфти для внутреннего российского рынка исключительно не на дегте, а на ворванном, то есть китовом или тюленьем, сале, которое уберегало кожи от сырости, но придавало им специфический запах (ПСЗ. 1715.
4 ноября. № 2949. 1718. 17 янв. № 3141. 1720. 28 янв. № 3496 и др.). Этот запах настолько глубоко въелся в русский быт, что и спустя век аромат юфти, «легкий, но неприятный для обоняния», преследовал иностранцев, приезжающих в Россию (Гаклендер Ф. В. Несколько недель при русском дворе в 1846 г. // Русская старина. 1879. Т. 24.
С. 336).
Причем любопытно, что россияне как раз подобное благоухание очень высоко ценили, более того – считали его запахом русской аристократии. Дочь Александра III великая княжна Ольга Александровна, в частности, вспоминала, как в конце XIX в. они всей семьей ездили к дедушке в Данию. Там собирались представители разных европейских династий и у всех был свой особенный запах.
От русского двора пахло «дорогой кожей».
Прошли годы, десятилетия. Не стало Российской империи. Обломки императорской семьи разметало по Европе.
На французских курортах объявился великий князь Дмитрий Павлович, участник убийства Распутина. У Дмитрия Павловича завязался роман с прелестной Коко Шанель. И великий князь, который привез из дворцов императорской России невероятную страсть к ароматам, посоветовал предприимчивой француженке выпустить духи.
Они получили название «Шанель № 5». А потом появились еще духи – «Русская кожа». Существует версия, что они созданы Шанель в память о ее романе с великим князем.
Автор: Татьяна ЗАБОЗЛАЕВА
Рандомно подобранные статьи:
Дебюсси \
Методически связанный материал:
-
Индивидуальное самоутверждение, стремление казаться свободными, современными, открытыми к удовольствию и сексуальности, наконец, победа моды прет-а-порте…
-
Королева ароматов различает сотни запахов
Оказывается, в России живет девушка, которая с детства могла с закрытыми глазами по запаху определить, что за цветок находится перед ней. У большинства…
-
Вряд ли кто-либо сможет выбрать универсальный аромат для конкретного человека. А многообразие парфюмерной продукции на витринах хороших парфюмерных…
-
Они живут в неразрывном единстве. Их невозможно представить отдельно друг от друга. Сначала появляется Он — прекрасный, ликующий, излучающий…